— Лена, это важно, — сказал он. — Я должен вымыть руки.
Она тоже встала, но Кавинант видел, что она не понимает его.
— Смотри, — он взмахнул перед ней руками. — Я прокаженный. Я не чувствую этих царапин и ссадин. Никакой боли.
Поскольку она все еще казалась смущенной, он продолжал:
— Именно так я и потерял пальцы. Я поранился, в ранку попала инфекция, и пришлось их отрезать. Мне надо немного мыла и воды.
Прикоснувшись к шраму на его правой руке, Лена спросила:
— Так это сделала болезнь?
— Да.
— На пути к Подкаменью есть ручей, — сказала Лена. — А рядом с ним — целебная глина.
— Идем, — Кавинант грубым жестом приказал ей указывать путь. Она кивнула и сразу же пошла по тропинке.
Она уходила на запад от основания Смотровой Кевина и шла вдоль уступа крутого горного склона, покуда не уперлась в загроможденное ущелье. Мышцы Кавинанта сжимало, словно щипцами, поэтому двигался он довольно неуклюже. Сначала он следовал за Леной вверх по ущелью, потом осторожно спускался по ступенькам, грубо высеченным в стенке крутой трещины, уходящей в гору. Когда они достигли дна этой расселины, Лена пошла дальше вдоль нее, обратив внимание Кавинанта на каменистую осыпь под ногами. Так они шли, и тем временем полоска неба над головой становилась все уже, а стены расселины постепенно смыкались. Их окружали густые влажные испарения, и холодные тени становились все глубже, пока наконец темное платье Лены почти совсем не слилось с сумраком впереди. Кавинант увидел, что впереди расселина резко повернула влево и внезапно открылась в маленькую освещенную солнцем долину, посреди которой сверкал ручей, и по его берегам зеленели травы и высокие сосны.
— Здесь, — со счастливой улыбкой сказала Лена. — Что может быть целебнее этого?
Кавинант остановился, зачарованный, не в состоянии отвести взгляд от открывшейся перед ним картины. В длину долина имела не более пятидесяти ярдов, и в дальнем ее конце ручей снова поворачивал влево и исчезал между двумя отвесными стенами. В этом небольшом кармашке, запрятанном в колоссальной толще гор, земля была комфортабельно зеленой и солнечной, а воздух был одновременно и свежим, и теплым, напоенный ароматом сосны, благоухающий весной. Вдохнув этот воздух, Кавинант почувствовал, как его грудь заныла от привычной тоски по утраченному здоровью.
Чтобы отвлечься от этого ощущения, он пошел вперед. Трава под ногами была такой густой, что он чувствовал это даже сквозь напряженные связки коленей и икр. Казалось, она помогает ему идти к ручью и очищает его раны.
Вода, разумеется, должна была оказаться холодной, но это не беспокоило Кавинанта. Его руки были слишком немы, чтобы быстро ощутить холод. Присев на корточки на плоском камне возле воды, он погрузил их в поток и начал тереть одну о другую. Запястья сразу почувствовали холод, но пальцы едва его ощутили, и, тщательно промывая порезы и трещины, Кавинант не чувствовал никакой боли.
Краем глаза он видел, что Лена ушла от него вверх по ручью, вероятно, пытаясь что-то отыскать, но он был слишком занят, чтобы полюбопытствовать, что она делает. Яростно протерев руки, Кавинант дал им немного отдохнуть, а затем закатал рукава, чтобы осмотреть локти. Они покраснели и саднили, но целостность кожи не была нарушена.
Осмотр ног показал, что голени и коленки в основном были ушиблены. Пятна синяков на них уже начали темнеть и в скором времени должны были стать совсем черными; но толстый материал брюк выдержал, и кожа здесь тоже оказалась неповрежденной. В определенном смысле синяки были так же опасны для Кавинанта, как и царапины, но тут без помощи лекарств не обойтись. Усилием воли он заставил себя подавить тревогу и снова сосредоточил внимание на руках.
Кровь все еще сочилась из ладоней и кончиков пальцев, и, смыв ее водой, Кавинант увидел кусочки черного песчаника, глубоко забившиеся в некоторые порезы. Но прежде, чем он снова принялся за мытье рук, вернулась Лена со сложенными лодочкой ладонями. Они были полны густой коричневой грязью.
— Это целебная глина, — почтительно сказала девушка, словно это было нечто редкое и могущественное. — Вы должны положить ее на свои раны.
— Грязь? — Осторожность прокаженного восстала против такого предложения. — Мне нужно мыло, грязи и так достаточно.
— Это целебная глина, — повторила Лена. — Это для лечения.
Она подошла ближе и протянула ему грязь. Кавинанту показалось, что он видит в ней крохотные золотые искорки.
Он тупо смотрел на нее, шокированный идеей положить грязь на раны.
— Вы должны ею воспользоваться, — настаивала девушка. — Я знаю, что это такое. Разве вы не понимаете? Это целебная глина. Послушайте. Мой отец — Трелл, Гравлингас Радхамаэрля. Его работа связана с огненными камнями, и лечить людей он предоставляет целителям. Но он еще и Радхамаэрль. Он понимает камни и почву. И он научил меня, как оказывать самой себе помощь, если это потребуется. Он рассказал мне о приметах и местах залежей целебной глины. Это лечебная земля. Вы должны воспользоваться ею.
«Грязь? — все так же уставившись на руки Лены, думал Кавинант. — На мои раны? Ты, наверное, хочешь меня изуродовать!»
Но прежде, чем он успел ее остановить, Лена опустилась перед ним на колени и положила пригоршню грязи на его голое колено. Теперь, когда одна рука у нее освободилась, она растирала коричневую глину по всей голени Кавинанта. Потом она собрала оставшееся и таким же образом намазала ему второе колено и голень. Золотые искры в растертой на ногах глине, казалось, стали ярче, сильнее.
Влажная грязь была прохладной и успокаивающей; казалось, она нежно гладит ноги, впитывая в себя боль из его синяков. Он пристально смотрел на нее. Облегчение, которое, будто волны, омывало суставы, принесло ни с чем не сравнимое удовольствие, никогда прежде им не испытанное. Ошеломленный, Кавинант подставил Лене руки и позволил ей нанести целебную глину на все его порезы и царапины.
Мгновенно через локти и запястья в него хлынуло облегчение. И в ладонях началось странное покалывание, словно целебная глина, проникнув сквозь порезы в нервы, пыталась оживить их. Такое же покалывание появилось и в ступнях ног. Кавинант смотрел на поблескивающую грязь с каким-то благоговением во взгляде.
Она быстро высохла, и ее блеск перешел в коричневый цвет. Через несколько мгновений Лена соскребла ее с ног Кавинанта. И тогда он увидел, что синяки почти исчезли, они были уже почти не видны, побледнев до желтого цвета, что означало выздоровление. Томас погрузил руки в поток, смыл с них глину и посмотрел на пальцы. Они снова стали невредимыми. Ладони тоже зажили, ссадины на предплечьях исчезли полностью. Кавинант был так ошарашен, что некоторое время мог только, раскрыв рот, глазеть на свои руки, думая: